Лихо всегда просыпается само
«Цари же великого города Кадингир-ра, многие лета лестью и силой, и славой своей блистательной привлекавшие к себе людей и царей, и земли, в отчаянии черном швырнули все в горнило войны. Потеряв силу божеств своих, вернулись они к древним запретным практикам и кровью милость богов решили вернуть», – старик дописал очередную строчку и бережно положил перо.
Он подошел к высокому окну и опасливо окинул взором привычный пейзаж. Башня располагалась на краю небольшого старинного торгового города. Когда-то сюда стекались караваны из Гармы, Тимгада, Джеббарена. Все в прошлом и саму память о них скоро занесут трижды проклятые пески. Казалось, они высасывают жизнь из всего вокруг, даже каменные ступени винтовой лестницы начали поскрипывать.
– Да хранят Аса, Ахра и Ахара, почтенный Маррун.
– Да хранят они нас всех, Сафен, – с теплой улыбкой приветствовал верного соратника мудрец, радушно наливая воду из серебряного кувшинчика и пододвигая чашу с финиками.
– Прости, друг, прошло то время, когда я мог щедро тебя угостить.
– Пустое, мудрый. По нынешним временам чистая вода уже сокровище. Часть моих воинов вернулась и принесли мрачные вести.
Старик Маррун долго слушал рассказ, горестно качая головой. Земли Алкебулана умирали. На Севере почти не осталось рек, лишь великий Нил гордо нес свои воды. Если боги будут милостивы, там еще долго смогут жить люди. Все иные реки, некогда полноводные, стали лишь сухими руслами, и их уже заносит песком.
– Что мы будем делать, мудрый? Быть может, пора уходить?
– Нет, Сафен, я остаюсь. Мой долг – завершить рассказ о произошедшем и предупредить потомков. Эта башня несет последний отсвет наших древних покровителей, она защитит меня. Ты ведь сам знаешь, кто идет вслед за песком.
– Тогда и мы остаемся, почтенный Маррун. Ваша мудрость и знания сейчас дороже воды.
Глубокой ночью старик работал, пока не прогорела вторая свеча и лишь потом позволил себе забыться тревожным сном. Но совсем скоро его разбудили тревожные крики и шум внизу башни. Он успел запалить масляную лампаду, когда в покои бегом поднялся в полном боевом облачении Сафен.
– Что случилось?
– Мудрый, чутье не подвело старого воина. Нужно было уходить вчера. Они пришли. Час назад ветер принес первые черные песчинки, а двадцать тактов водяной клепсидры назад они пришли в город.
Старик бросился к окну, зная, что увидит. Небо на востоке уже начало светлеть, позволяя острому глазу увидеть все в деталях. Меж домов двигались тени. Их движения были странными, текучими, ритмичными, словно у идущих по морю трирем. Мрачную тишину разрывали лишь крики младенцев и кошек, но с каждой минутой их становилось все меньше и меньше. Словно чья-то рука методично тушила фитили лампад.
– Мы готовились заранее, мудрый. В башне сохранен припас, а колодец в подполе столь глубок, что даже этой проклятой силе не высушить его быстро.
– Нам не уйти, ты же понимаешь, Сафен? Днем тени исчезнут, но черный песок останется. Стоит вдохнуть его и ты обречен.
– Мы и не собираемся уходить, премудрый. Мы до капли оставим алую воду своей жизни на ступенях этой башни, но дадим вам все время, что сможем. Пишите, пишите ваше послание! – старый воин, некогда возглавлявший царскую стражу Ашшурата, позволил себе трепетно прикоснуться пальцами к окованному тонкой бронзой переплету массивной книги.
Солнце щедро делилось своим жаром с землей. Пришлым казалось, что жара неимоверная, но все местные знали, что так было всегда. Год за годом, век за веком по своей дороге плыла златая ладья над землями священного Нила. И мало беспокоила небесный взор мелочная суета внизу.
– Мусье, мусье!
– Что орешь, мальчишка? Хавагу ищешь?
– Не зови так господина! Он нам платит и щедро!
Смуглый мужчина сплюнул в пыль, глядя в спину убежавшего дальше мальчишки. Он ненавидел белых, что приплыли с севера из-за моря. Но царство великого Нила утратило свою силу давным-давно, так что его сынам приходилась гнуть свои спины за пару монет от любого хавага. Даже великие пирамиды утратили свой блеск, лишь в рассказах дряхлых стариков они были белоснежными.
Дневной жар был силен, но толстые камни стен привыкли стойко отражать каждодневной натиск. Внутри домов было куда прохладнее.
– Месье Лурже, срочное известие с раскопок! Посыльный только что доложил, что нашли нечто огромное.
– Что именно, Жорж? Поле находок, или, быть может, остатки каменных стен?
– Вы же знаете, как местные говорят на французском, месье. Лопочет что-то, как хомяк зерно точит. Но если я правильно разобрал местные слова, он упомянул некий храм, – на этих словах почтенный профессор Парижского университета одним глотком допил кофе и стремительно вышел из комнаты особняка, где расквартировалась экспедиция. Его ассистент едва поспевал за ним.
Кристоф Лурже больше всего любил поезда. Не было для него наслаждения больше, чем ранней осенью отправится в комфортном купе из родной провинции на курорт Швейцарии. Или в Бельгию, в несравненный Лёвен! Но его страсть, история и археология всегда уводили его в те места, где о комфортабельных поездах можно было лишь мечтать.
По прибытии на место профессор ринулся к сердцу раскопок, жадно и цепко ловя взглядом все детали происходящего. Трое помощников шагали следом, обуреваемые азартом и предвкушением.
– Что именно вы нашли?
– Месье Лурже, это великолепная находка! Она может сделать вас звездой современной археологии. Мы нашли целую башню. Судя по всему, её полностью занесло песком и довольно быстро, потому она осталась неповрежденной.
Кристоф остановился у края котлована и по старой традиции раскурил сигару. Нельзя, нельзя торопиться! Привычка была маленьким суеверием научного люда, мол, не спугнуть удачу. В то же время она позволяла собраться с мыслями и не упустить важное.
– Сегодня же я телеграфирую в Париж. Такая находка дает нам право на увеличение фондов, притом существенно. Аккуратно и качественно сделайте разметку, нужно раскопать все вокруг. Такие башни посреди пустыни не строили, значит, здесь как минимум небольшой город, а то и дворец! Нельзя упустить ни одной мелочи.
– Разумеется, господин профессор.
– И осторожнее! Мы не эти чертовы грабители-саксы. Для нас важно любое послание древности, а не только золото.
К концу 1881 года экспедиция готовилась к своему завершению. Профессор Лурже мог собой заслуженно гордиться. Именно он настоял на том, чтобы углубиться в пустыню. С тех пор, как в 1813 году Иоган Людвиг Буркхард открыл храм Рамсеса II в Абу-Симбеле, Египет перерыли вдоль и поперек. Да, разумеется, все еще встречались уникальные находки. Взять того же Эмиля Бругшема, который в том же 1881 году нашел великолепные мумии, в том числе останки Сети I.
Но интуиция подсказывала Кристофу, что нужно было уходить дальше от привычных мест. Он хорошо знал старинные карты, неплохо разбирался в торговле и понимал, что некогда на месте Сахары должны были, просто обязаны были располагаться города и целые страны. Сама эта пустыня была для него главной загадкой. И найденная башня в окружении городка станет первым шагом на пути к раскрытию этой тайны.
Уже в завершении небольшого застолья по случаю удачного года, он обратил более пристальное внимание на состояние коллег.
– Жорж, Себастиан, Даниэль, вы выглядите как-то совсем измотано. Мне кажется, вам стоит обратиться к хорошему врачу. Здоровье всегда должно быть в зоне вашего внимания!
– Профессор, все хорошо. Мы помним все ваши наставления и лекции. И то, что «далекие места — это в первую очередь редкие болезни, а уж потом — исторические находки»
– Да, профессор, все хорошо. Просто… Сны какие-то тревожные. Во имя Ассанам.
За столом мгновенно установилась звенящая тишина. Все, как по волшебству, уставились немигающим, напряженным взглядом на Жоржа.
– Что ты сказал? Повтори.
– А, как-то само вырвалось, – смутившись, ответил юноша, потянувшись к бокалу вину.
– Нет, стой, – профессор удержал его руку. – Назови еще раз имя. Оно показалось мне знакомым. И почему-то важным.
– Во имя Ассанам — Улисвад`Ду, – тихо пробормотал Жорж, уставившись каким-то враз уставшим взглядом в свою тарелки.
Холод пробежал по спине Кристофа Лурже. Этот сон преследовал его с того самого момента, как они распечатали летом древнюю башню. Раз за разом он оказывался в неком огромном зале, среди сотен черных силуэтов. И эхом звучало в ушах « Во имя Ассанам — Улисвад`Ду!»
– Мы продолжим садить семена по всеми миру людей, – тихо прошептал Себастиан.
– Нас создал Отец, – продолжил Даниэль.
– Мы — род истинных людей. Во имя Ассанам — Улисвад`Ду, – побелевшими губами закончил профессор.
Стоя в своем кабинете, трясущимися руками Кристоф наливал коньяк в стакан. Это не могло быть, просто чушь какая-то. Как люди могут видеть один и тот же сон? Порыв ночного ветра приоткрыл со скрипом ставню, мужчина вздрогнул всем телом, выругался и залпом выпил благородный напиток. Ветер бросил на лежащие бумаги странный черный песок. Почему-то задержав дыхание, мужчина стряхнул его в окно, плотно закрыл ставни обратно.
Страх становился сильнее, выдержанный благородный дар провинции Коньяк не согревал. Казалось, тени вокруг становятся гуще, начинают как-то странно двигаться. Кристоф глубоко вдохнул и, повинуясь интуиции, рывком достал из ящика стола древний фолиант.
Эту книгу он считал своим сокровищем. На всю жизнь он запомнил, как нашел ее. На самом верху башни, посреди покоев, на полу лежали останки человека. Сохранившиеся седые волосы и борода указывали на почтенный возраст, а остатки дорогого одеяния — на статус.
Старик лежал ровно посередине невероятно древней мозаики, изображавшей восходящее солнце. Неизвестный обитатель башни умер, прижимая к груди этот фолиант.
Почти не соображая, что делает, пребывая в неком трансе, Кристоф Лурже, просвещенный сын Парижского университета, ярый прагматик, рассек ножом свою ладонь и чертил на полу фигуры, увиденные на страницах древней книги. Сидя в самом центре, сжимая в руках фолиант, он беззвучно шептал те немногие слова, что смог расшифровать: «Сохрани меня Аса, Ахра и Ахара. Да убережет меня вечное солнце!». Отчаянно и дико закричал кот, живший в соседней квартире Жоржа.
Солнце всегда щедро делилось своим жаром с землями, что люди назвали Средиземноморьем. Приезжим казалось, что жара неимоверная, но все местные знали, что так было всегда. Год за годом, десятилетие за десятилетием по своей дороге неслась златая колесница на землей Эллады. И мало беспокоила небесный взор мелочная суета внизу.
В дверь позвонили третий раз, и Сильвия, ругаясь, ринулась к двери. Застегивая на ходу блузу, она проклинала назойливость местных греков. Какой же дурой она была, когда поверила словам риелторов о «спокойной комфортной жизни, которая как ничто иное способствует вашей научной работе»!
– Не куплю, помогать не надо, не знакомлюсь! – выпалила она, распахивая дверь.
– Мадемуазель Лурже?
Сильвия резко остановилась, сдерживая все заготовленные фразы. Перед ней в строгих костюмах стояли двое мужчин. Французским они владели неплохо, но акцент выдавал немцев или австрийцев.
– Юридическое бюро Ральфа Освальда, Цюрих. Работаем с 1784 года, – первый мужчина протянул ей визитку, чуть поклонившись. – У нас к вам дело большой важности.
Спустя час Сильвия сидела в гостиной, рассеянно смотря на внушительный сверток на столе. Рядом лежали только что заполненные документы. Очень и очень много документов.
– Итак, еще раз. Вы передали мне некий предмет, притом вы сами не знаете какой. Это предмет был завещан в XIX веке Кристофом Лурже, моим предком. И, согласно завещанию, должен был вручен его потомку именно сейчас, в 2018 году?
– Не просто вручен. Обязательно именно тому потомку, который будет ближе всего к изучению истории. Господин Лурже был профессором истории в парижском университете, вероятно, именно это сыграло свою роль. Мы всегда ответственно относились к пожеланию наших клиентов. Все документы заполнены, на этом позвольте откланяться, мадемуазель. Если мы вам понадобимся, обращайтесь в любое время.
Проводив представителей конторы, Сильвия начала с любопытством раскрывать плотный сверток из кожи, скрепленный сургучной печатью. Спустя несколько минут девушка завороженно смотрела на огромную древнюю книгу, кипу исписанных листов и несколько толстых записных книжек в потрепанных переплетах — явно дневников.
